- И вот этими руками, товарищ старший лейтенант, через двадцать дней! я  буду обнимать хрупкие девичьи плечи. Я протянул взводному  руки, вымазанные по локти соляркой.
- Сержант Мишарев - голос офицера напрягся.
Я с самым невинным выражением на армейской роже, ждал продолжения.
Ну, что ты мне сделаешь, мысленно спрашивал я его.  На «губу» не выйдет, начштаба не разрешит.
Спецсекретчиков больше нет и  замены не предвидится. А карты делать надо и делать впрок.  Через двадцать дней «партия» т.е. очередная отправка домой, день в день, самолет ждать не будет. Одно то, что меня, «дембеля»! взводный, в нарушение всех не писаных законов:(«дембелей» не кантовать) вытащил в танковый огневой городок, уже было вопиющей наглостью. Прекрасно зная, что я и пальцем не притронусь к танку, он целый день ходит за мной и нудно дает одно задание за другим.  Надеясь то ли на мое комсомольское сознание, то ли на свой офицерский авторитет, которого у него отродясь не было.  А после того случая на полигоне, он окончательно пал в глазах 3 танковой роты.  Кто не знает.Когда рота выезжает на "тактику" на полигон  довольствие выдают сухим пайком. На каждое лицо, что положено солдату. Офицеры получают отдельно и совсем другое.  
Но рота неоднородна по составу.  Есть «деды», которые возьмут лучшее и сколько захотят.
Есть черпаки -  тем, что не взяли деды.  И  уж что останется, «духам».
А тут появляется нетрезвый старший лейтенант, и, узрев мутным глазом, что всё поделено и съедено, багровеет и начинает орать как раненый бизон.
-А –а-а-а суки!  Боевого офицера «обсосали» (т.е. не оставили ему пайку).  И ведь знает гад, что на него и не рассчитано.
Все стоят делают вид, будто облако на горизонте, страшно напоминает самолет вероятного противника и молчат. А, что сказать этому придурку?
Он распаляется еще больше понимая, что всё...бронепоезд ушел и от этих скотов он ничего не добьётся.
И он делает то, что первое приходит в его пустую, замутненную алкоголем голову.
- Газы! – истошным голосом орет «боевой офицер».  А настоящий бой он видел только в кино, которое в субботу показывают в солдатском клубе.
Команду (одеть противогазы) быстро выполняют «духи», им положено. С некоторой задержкой «черпаки», а «деды» и не слышат (им положено не слышать).
Но этого ему кажется недостаточным, для мести.
- Вспышка слева!  - Кто не знает: нужно упасть лицом в грязь, (а грязь на осеннем полигоне, в вечно дождливой Германии по - колено) и притворится мертвым. Ядерный взрыв как – никак!Всё повторяется, все лежат... десять «дедов» стоят, делая вид, что сие театральное действо их не касается. Обычно на этом всё и заканчивается.  Наоравшись и вывалявши гвардейскую танковую роту в грязи, «боевой офицер» успокаивается.  Но не в этот раз. Видя и зная, что деды и не будут выполнять его дурацкие приказы, он взбесился окончательно. Подскочил к крайнему.-А Вас товарищ старший сержант это не касается - прямо в ухо, Валерке, по кличке «трактор», заорал он. Тот непонимающим взглядом посмотрел на него и отвернулся (мол, сумасшедший, что возьмешь).- А, вас! - дошла очередь до меня.  – В виду того, что наши доблестные ракетчики, из батальона прикрытия, сбили все вражеские самолеты.  В ответ рявкнул я.  - Атомного взрыва не будет!  - А значит, нет нужды прятаться!«Деды» держались из последних сил, чтобы не заржать, как запасные кони Буденного.Его единственная извилина натянулась как струна.- Суки... да я вас… Он замялся, не зная точно, что он с нами сделает. Мы покорно ждали. Дело было на полигоне, он был один и нетрезвый. Нас было, десять и ПРИКАЗ уже был подписан. Видимо остатки чувства самосохранения взяли верх и он, сплюнув и грязно ругаясь, повернулся и пошел прочь.  Но для него это было поражение хуже, чем Ватерлоо, для одного маленького, но гордого корсиканца. И теперь мы не упускали случая, чтобы  напомнить этому «боевому офицеру», что он «чмо».                                              Справедливости ради надо сказать, что это было единственное «чмо», на весь офицерский состав гвардейского танкового батальона.